Познакомилась с удивительной трилогией Сергея Снегова, книги - «Галактическая разведка» (1966), «Вторжение в Персей» (1968) и «Кольцо обратного времени» (1977). Я и понятия не имела, что в советской фантастике было написано что-то столь значительное, более того - космоопера! Советская космоопера!.. Слов нет.
Чудесное в своей утопичности произведение, немного наивное и очень светлое, воплощающее в себе лучшее из веры в светлое будущее. Коммунизм без расстрелов и ГУЛАГа, без страха и паранойи. Воздушный, чистый и прекрасный своей человечностью. Люди выросли и построили прекрасные высокие города. И устремились в Космос. И любое серьезное решение - результат единения всех. И любая идея - услышана. И любой труд - ценен. И могут ли люди называться людьми, если не помогут слабейшему? Нет, не могут. Надо помочь. Но это обсуждается, решается, - должны ли, выросли ли? То есть решения не похожи на лепет блаженных, а являются взвешенными результатами обсуждений. И это всё - без тонн партийной идейности. Чем-то вспомнилось творчество Казанцева, у него были такие же прекрасные мечты в числе прочего. Хотя и более тяжеловесный слог.
А здесь - мечта! Полёт! Новые миры! Удивительная дружба! Любовь!
Но вместе с тем - серьезные знания в физике и всё то, что делает фантастику научной.
После прочтения книг обратилась к жизнеописанию автора, и удивилась повторно, - насколько же он опередил своё время. И как удивителен был этот человек... Потому что он мотался по лагерям, включая Соловки. Его запрещали. Его вымарывали. Его не печатали. Ему не доверяли. А он, пройдя всё это, написал такие прекрасные произведения о вере в человечность.

В послесловии к произведениям дочь писателя Татьяна Ленская рассказывает о непростой судьбе писателя.
И это - отдельная история, которую тоже можно читать как роман. Хочется процитировать немного этой жизни.

*****
Он не любил рассказывать о том, что пришлось пережить, — он вообще предпочитал не нагнетать ужасы. А вот о карцере в соловецком лагере — каменном мешке под дном моря — в старости вспоминал с восторгом. Дело в том, что в этом поставленном на попа сыром пенальчике нельзя было сидеть — места не было. «Ты представляешь, я стою двое суток, вода по стенам стекает — и слышу, как над головой волны Белого моря перекатываются… Как бы я хотел еще раз этот шум услышать!». И после паузы виновато добавлял: «Только я теперь, наверное, не выдержу — умру через пару часов».

*****
Наступил 1955 год. Реабилитация шла негладко. Тем, кого судили «тройки», было попроще. Но решение Верховного Суда мог отменить только сам Верховный Суд, а там была очередь. Наконец Снегова вызвали в Москву получать чистые документы. Генерал КГБ сказал: «Сергей Александрович, я поздравляю вас! И хочу предложить написать заявление против вашего судьи Никитченко. Сейчас он живет у себя на даче, под домашним арестом. Нам нужен повод, чтобы завести на него дело». Снегов отказался. Он не хотел, чтобы главный советский судья на Нюрнбергском процессе был признан преступником. Генерал засмеялся. «Везет этому Никитченко! — сказал он. — Сами понимаете: вы не первый, кому мы это предлагаем. Но Иона Тимофеевич выбирал себе хороших обвиняемых: все отказались — и объяснили это так же, как вы».

*****
Его вызывали в обком и КГБ и предлагали подписать письма против Пастернака и Даниэля с Синявским — он отказался (да еще на выступлении в КТИ в присутствии наблюдателя сказал, что мы все еще будем гордиться, что жили в одно время с Борисом Леонидовичем!). После событий в Чехословакии к нему домой позвонил заместитель начальника управления КГБ области — комитету было поручено собрать отзывы интеллигенции, а мнения Снегова информаторам узнать не удалось… Не может ли Сергей Александрович лично, в порядке одолжения, сообщить, как он относится к вводу нашей армии в дружественную страну? Снегов был краток: «Это — ошибка, за которую мы будем расплачиваться десятилетиями!». Его вежливо поблагодарили — а его и без того пухлое досье пополнилось очередной записью…

Я часто думаю: возможно, его не трогали потому, что считали кем-то вроде городского юродивого. Такие тоже были нужны: тезис, что в Датском королевстве все спокойно и могут существовать разные мнения, нужно было чем-то иллюстрировать. Повезло? Не знаю. Но такого везения он не искал!

*****
Не от хорошей жизни он ушел в фантастику — просто он по-прежнему не хотел лгать. Уж на что благополучная книга «Люди как боги» — но ее отвергли четыре издательства подряд, а когда американцы в конце восьмидесятых запросили права на роман у Советского Союза, Всесоюзное агентство авторских прав (ВААП) запретило его перевод на английский язык: не могли же мы пропагандировать звездные войны…

*****
Он был человеком разящего обаяния — не существовало никого, кто не сдался бы, пообщавшись с ним хоть пару часов. И все — в один голос — говорят об удивительной его доброте. Снегов на самом деле был неправдоподобно добр (даже сентиментален — что, впрочем, тщательно скрывал). Но мало кто в курсе, что он умел бить — первым и без предупреждения. Иначе не выжил бы там, где ему довелось побывать. Его время и его страна требовали, чтобы человек обладал и такими способностями. «Битый фрей» — уважительно называли его норильские уголовники. А этот самый фрей писал стихи, влюблялся и обсуждал с солагерником Львом Гумилевым силлабику и тонику, Спинозу и Декарта… И даже собирался драться на дуэли!